— Да, это — так. — Пелли кивнула. — С прислугой, если конюх, повар или служанка, оскорбили благородного господина можно не церемониться. Даже если оскорбили словом. Или господину только показалось, что оскорбили. Господин в праве… наказать. Сам. Или потребовать от хозяина выпороть невежду. Ну, а если убил… случайно, то может заплатить. И все.
— Чудовищно! Чудовищно позорно! Да если бы я дома рассказал, что я…
— Это дома! Все ваше светлое общество не смогло бы понять, как ты дошел до того, что убил человека, который перед тобой почти беззащитен, человека низкого сословия, который со всех сторон зависим! А здесь ты в своем праве. Стража еще и извинится, что господину доставили беспокойство. Да, кстати, именно из-за такого положения дел, любой слуга презренной Бриск прикончил бы тебя с особенным удовольствием. Представляешь сколько спесивых господ путешественников они повидали на своём веку? Сколько раз были пороты и получали в зубы. За такой редкий шанс — прикончить Твое Высокомерие, они вполне могли между собой передраться.
— Да я их… Пелли, они тебя…
— Уймись и попей еще! И не надо подскакивать, провалимся! Малерна Бриск собиралась сдать нас городской страже и предъявить обвинение в причинении ущерба её хозяйству!
— Это из-за помятого блюда? То есть чаши? Так я заплачу. Кстати, а мы что не заплатили?!
— Я оставил два золотых на столе в твоей комнате. За блюдо, битые кувшины и сломанный стул. Этого хватит. Но утварь тут не при чем. В Предел запрещено, и уже давно, помещать какие-либо предметы без согласования с советом старейшин города. Понимаешь?
— А мы, значит…
— Ну, слегка нарушили закон. Но красиво же, да? И потом, надо делать скидку на количество выпитого. Я тоже был навеселе. Слегка. И ты… тоже. — Даэрос отнял у Нэрниса кувшин и осторожно, чтобы не потревожить бороду отхлебнул. — Конечно, Малерна думает, что на плаще тарлы. И её просто выворачивает от злобы. Теперь-то никто не разберет, что там, на плаще — камни или стекло. Но старая пройдоха и не собиралась приглашать стражу наверх. А вот снизу… Снизу вышивки не видно. Только изнанка плаща и битый кувшин. Пока я наведывался к себе домой и шел обратно, я слушал. Уже весь город гудит о том, что заезжий эльф создал новую висящую в Пределе картину. Знаешь, как называется?
— Н-нет!
— «Дракон без ручки»! — Даэрос удовлетворенно хмыкнул. А Пелли, наконец, заулыбалась:
— Ох, да теперь старая карга ни одного постояльца наверх не заманит! С такой-то славой!
Нэрнис все еще не очень понимал, как такой замечательный плащ, сверкающий в закатных, и, наверное, рассветных, лучах кто-то не захочет посмотреть. На его взгляд, картина была похожа скорее на птицу, чем на дракона. Хотя, конечно, у людей свои представления, но…
— Да перестань ты так удивленно поднимать брови! Пелли права. С такой «славой» и с тем, что видно снизу, никто не согласится платить прежнюю цену, что бы там эта мерзавка не рассказывала. К тому же, ты, то есть, я… Мы несколько занавесили обзор. А платить за просмотр твоего плаща или за вид Мертвого города за Пределом — разные вещи. Вот она и помчалась ни свет, ни заря в казармы. Эльфы мы или нет, но нам предстояло проснуться в караульном помещении за крепкой решеткой. Если сложить размер денежного возмещения за попрание местных законов и аппетиты самой Бриск… ты себе не представляешь, какую сумму пришлось бы выложить в итоге. — Даэрос мечтательно закатил глаза — Кстати, скажи, ты стал бы возмущаться и требовать выпустить тебя немедленно. А?
— Ну да, конечно! Меня! Держать в…
— Вот! Я так и знал! Это же бесплатное представление — эльф за решеткой, вопящий целыми днями о нарушении его прав и об оскорблении заточением! С ворами, нищими, бродягами… Уверяю тебя, у совета старейшин немедленно нашлось бы много насущных проблем, требующих срочного решения. И даже твой Дом не смог бы доказать этому собранию местной «знати», что Нэрнис Аль Арвиль гораздо важнее портовых пошлин или цен на кильку. Если бы Пелли не предупредила нас вовремя и не разбудила меня… Нэрьо, ты… — Даэрос поздно заметил, как подкрался очередной приступ «Я Обязан!».
Нэрнис побледнел и, положив руку на сердце, повернулся к Пелли:
— Достойнейшая из смертных, ты, что прекрас…ммм… — железные пальцы Полутемного брата зажали ему рот.
— Нэрьо! Ты с ума сошел изливать свою благодарность в этом мерзком сарае, сидя на полу в подштанниках перед девой! Тебя извиняет лишь то, что ты еще не совсем… очнулся. — Даэрос очень надеялся на остатки воспитания у своего Светлого брата и на то, что Пелли не знает как именно правильно, и с какого слова начинается та фраза, после которой счастливые эльфийские девы обзаводятся семейством. Или не обзаводятся — кому как нравится. Вероятно, до этого часа, мир еще не слышал, как в старинные строки вплетается слово «смертных». Но все когда-то случается впервые. Концом света это, может быть, и не грозило, но от потрясения мир Даэрос точно спас.
Аль Арвиль перестал дергаться, и руку можно было убрать.
— Да, да, конечно. Ты прав Даэр, я приношу извинения. Обстановка не подобающая, я не одет. И я даже не обижусь на тебя, брат, за то, что ты остановил мою речь таким способом. Но и ты должен понять! Была спасена не только моя честь, но и честь Дома!
Куда потом, после такого «предложения», отправилась бы честь Дома Арвиль, Нэрнис еще не продумал. Успокоится, представит себе ситуацию в лицах и поймет. Но пояснять такие тонкие нюансы при Пелли Даэрос не мог. Эльфы, может, и не очень трепетно относятся к людям, но скотами, в сущности, не являются. Особенно по отношению к девушкам с такими грустными глазами.